Я шёл вдоль витрины магазина, когда заметил, что за мной следят. Я остановился, поглазел немного на витрину, на какие-то вещи за занавесью из голубого стекла и повернул голову.
Он выглядывал из-за угла, словно заправский шпион, словно Джеймс Бонд, небрежно закуривающий сигарету и внимательно всматривающийся в случайных прохожих. Но вот подул ветер, и он бросился ко мне, словно воин-ниндзя, растворяясь в потоке воздуха, прячась в его порывах, сливаясь с его стремительным движением. Ветер закружился вокруг афишной тумбы, родил вихрь, и он, волшебный ифрит, сказочный джинн, стал подниматься все выше и выше из пыльного круговорота. Высокий, величественный, прекрасный. Но вдруг опал, заметался поперёк тротуара, словно мальчишка-вор, вжался в стену магазина. Полез вверх, пытаясь дотянуться своими маленькими детскими ручками до игрушек, но натыкаясь на стекло и, еще не зная, что это такое, горько плача от обиды и недосягаемости желаемого. Снова опал на тротуар, распластался нищим, просящим Христа ради, показал свои незаживающие раны. Затем на коленях, согнувшись в три погибели, метнулся к моим ногам верным, преданным рабом, матерью, молящей за единственного сына. Облепил мой сандалий, вжался губами в ногу -- "снизойди, о Повелитель!" -- и затих, замер, раболепно ожидая моего решения.
Что я могу сделать для тебя, чем я могу тебе помочь, целлофановый пакетик?
Я медленно, величественно склонился к нему, словно Царь, принимающий дань. Я поклонился ему земным поклоном, благодаря за оказанную честь. Я взял его за руку, словно сына, я поднял его на руках, словно возлюбленную, я посмотрел на него, как на брата.
Что мне делать с тобой, Хранитель Пустоты?
Наклонился, взял камень, вложил гранит в его трепещущую бестелесность. Положил на бордюр и пошёл прочь.
И долго ещё слышал его трепетный плач, долго не мог забыть его протянутые ко мне с мольбой руки..
PS
Вот меня плющит...